путе-ШЕСТВИЕ на мыс Крильон

11.12.2013
Добавил:maksimPetrovich
 


место о. Сахалин, полуостров Крильон

время сентябрь-октябрь 2013 г.

Автор Валентин Соколов

ссылки по тексту в самом конце рассказа


День первый: вновь на юг

В середине сентября (2013 года) выдались свободные деньки: ажиотаж с заказами поутих, и больше ничего на ближайшее время не намечалось. Всё, теперь точно иду на мыс Крильон! Но Максим уговорил идти на тысячник (1) Южного Сахалина – гору Спамберга. У Максима как раз выпал отпуск, и ему позарез нужно было как-то с пользой провести время. Пришлось идти навстречу дорогому товарищу.


Пошли на гору Спамберга. В предгорьях и на склонах этой горы прошарахались четыре дня. Достигли лишь высокогорного озера Мохового. Там разбили лагерь. На следующий день стали было штурмовать вершину, но встретили ожесточенное сопротивление бамбука, а когда к бамбуку на помощь пришёл кедровый стланик с внезапным дождём, мы капитулировали. Довольствовались лишь тем, что созерцали вершину с двухкилометрового расстояния. Зато, вернувшись в лагерь, мы катались на сделанном кем-то когда-то давно плоту и постигали красоты озера Мохового (облака над самой головой!).


Вернулись в город в пятницу. Меня хватило на полтора дня, и в воскресенье я вновь засобирался в путешествие. Теперь-то уж точно на Крильон! В этот раз ничто не держало: дело в том, что, вернувшись с горы Спамберга, я связался с очередным работодателем и выяснил, что пока я прохлаждался на высотах Южного Сахалина, они безуспешно пытались выйти на меня, чтобы я в спешном порядке прибыл к ним и поставил подпись в краткосрочном контракте. Естественно, я был вне связи, и таким образом потерял заказ на немалую сумму денег. Это был повод расстроиться, но, вспомнив, что перед самой отправкой на гору Спамберг, о походе на которую я заранее твёрдо договорился с Максимом, мне уже пришлось отказать внезапно позвонившему заказчику, я понял, что имею дело с Системой (2), и успокоился. Эта Система хитро устроена: либо ты в ней крутишься, получая стабильно деньги, еду и развлечения, и при этом являешься зависимым винтиком, орудием и исполнителем чужой воли; либо ты находишься вне её, но при этом ведёшь хаотичный, нестабильный, но, самое главное, свободный образ жизни, и жизнь твоя полна непредсказуемости, интереснейших людей и красивейших пейзажей. В общем, слепая Система хочет от тебя одного: чтобы ты сидел на месте и ждал от неё указаний, предписаний и команд. Система тупая, и есть способы её обойти. Впрочем, при этом приходится жертвовать прибылью и комфортом. Что я и ощутил на собственном опыте.   


Коль так, то гулять, так гулять: спешно собрав рюкзак, в 14.20 ч выехал на рейсовом автобусе в город Анива. За городом застопил джип (всё-таки, автостоп – весёлое занятие!), и водитель Дима довёз меня до посёлка Таранай, попутно расписывая преимущества кайтинга, которым он увлёкся. За посёлком дела с автостопом пошли неважно: никто не подбирал. Таким образом, от самого Тараная до мыса Крильон я шёл пешком.

 


Пройдя по дороге пару-тройку километров, решил выйти на берег моря, ибо дорога шла дальше сопками. Я шагал на юг, созерцая уходящий далеко вперёд полуостров Крильон и иллюзорные островки Тонино-Анивского полуострова, синеющего по ту сторону залива Анива. По тому, запроливному побережью я также шагал на юг месяц назад. Крайние точки Сахалина, по словам сахалинского учёного и путешественника Андрея Клитина, влекут нас к себе, как влекли некогда древних охотников, стремящихся достигнуть края земли. Поймал себя на мысли, что иду за счастьем. Насколько это правда, узнаю, в конце пути, а пока ощущаю земное счастье идти вдаль с рюкзаком за спиной.


Вообще, концепция автономного существования личности меня занимала издавна: палатка, спальный мешок, спальный коврик, необходимый запас продуктов, спички, газовая горелка с газовым баллоном (новый пункт в моём походном наборе; я её купил недорого в магазине “Любитель”; вообще в указанном магазине есть всё для путешествий, рекомендую!), налобный фонарик, сменная одежда – всё это даёт возможность свободного перемещения в пространстве и весит всего 12 – 15 кг. Конечно, такой образ жизни предполагает определённые неудобства и быстро приедается, но, всё же, романтикам предоставляет возможность по-настоящему “брать от жизни всё”.


Залив Анива… Красивый, многострадальный, отравленный РИТЭГами (3) и прочей гадостью. Отгоняя от себя эти невесёлые мысли, стараюсь думать о позитиве. Всё-таки Сахалин – уникальнейшее место: где бы ты не оказался, он везде будет разный. Сопки и тундра, тайга и горы, заливы и водопады – и всё на одном острове!


Иду по побережью мимо джипов и легковых автомобилей, отдыхающих людей, заводящих  в море сети рыбаков, играющих в песке детей, носящихся собак и пр. Берег замусорен. Спешу пройти людскую суету. Меня окликают. Парнишка лет двадцати пяти – восьми, колхозно-приблатнённого вида вежливо интересуется моей персоной. Разговариваем. Учтиво восхищается моим походом. На прощание жмёт руку. Пройдя несколько сот метров, слышу окрик: с надувной лодки неподалёку от берега фиксатый рыбачок предлагает рыбки.


– Бесплатно! – добавляет он. 


С улыбкой отказываюсь, ссылаясь на отсутствие места в рюкзаке.


Постепенно сгустились сумерки. Нужно разбивать лагерь. Радует обилие древесины, выброшенной на берег. Останавливаюсь у полноводной речушки, немного не доходя до Кириллова. Разбиваю палатку, раскладываю костёр. По сторону речки – рыбацкий стан. Оттуда в мою сторону направляются два тела в оранжевых рыбацких куртках. Одно из них подойдя к краю речной воды, кричит мне “Эй!” и машет рукой. Подхожу.


– Если увижу, что сеть ставишь,…! – раздаётся развязно-блатная угрожающая тирада.


– С чего ты взял, что я сеть ставить буду?! – в тон ему отвечаю я.


Немолодой уже мужик сдаёт позиции и добавляет нотки извинения в свою речь:

– Ты извини, конечно, что таким тоном, но тут недавно двое ночевали. Утром смотрю, сеть поставили и аж две штуки поймали. А у нас тут РУЗ (4) стоит, ждём захода рыбы.


Решаю сменить тему:

– Вода в реке питьевая?


И на утвердительный ответ задаю новый вопрос:

– Сахарку завтра утром дадите, а то в спешке дома забыл взять?


Рыбак оказался безотказный.


Ещё одной поразившей меня особенностью этой местности оказалось наличие злых комаров. Странное дело, в тайге на склонах горы Спамберга их не было, а тут они настойчиво атакуют! Что за аномалия?! Осень, холодно уже, пора бы и спать им ложиться. Нет же, активны, как летом!


…И вновь испытанное на противоположном берегу пролива Невельского, у посёлка Лазарева, чувство, когда сидя вечером у палатки, я с тоскою смотрел на родной сахалинский берег и гадал, успокоится ли назавтра море, чтобы было возможно перебраться через пролив. Это чувство – чувство одиночества, оставленности и в то же время это осознание того, что ты не нужен никому, кроме близких людей, которых рядом нет, но которые тебя любят и ждут.


Из-за гор противоположного берега, в районе Пригородного и горы Юнона, что по ту сторону залива Анива, выплыла оранжевая ущербная луна. Кругом красота: огни того побережья, яркие звёзды в небе, Млечный Путь… Дрова весело пылают. Таёжные дрова горы Спамберга не очень хотели гореть, а эти прямо радуются жизни.

Произвожу отбой.   

 

День второй: полная свобода, морские приливы и ореол легендарности вокруг фамилии Картавых 

Подъём в 6.50. Очень холодно. С трёх часов ночи не спалось: от холода ломило тело. На рассвете, однако, стало веселее в том плане, что созерцал краски жизни: горы, залив, огни кораблей и населённых пунктов, всё это – в лучах зари. Дрова тут и впрямь благодатные: вспыхивают махом, давая радость тепла

 



Перейдя вброд реку, выхожу на стан. Рыбаки сидят на завалинке, среди них – мой вчерашний собеседник. Как и обещано, сахару он дал, даже с лихвой – на полкило точно потянет. Рыбаки вокруг меня оживляются: я привнес в их однообразную действительность (целыми днями ожидать заход рыбы!) приток свежего воздуха. Как обычно, надавали кучу советов в дорогу.


Иду по освещаемому утренним солнцем побережью. “Полная свобода!” – пел, помнится, Ромыч Неумоев из сибирской “Инструкции по выживанию”. Вот она, полная свобода! При всём том это не просто бесцельное шатанье по миру, а научные путешествия. Сие определение вывел идеолог автостопа Антон Кротов. Ведь путешествие – пешим ли ходом, автостопом ли, гидростопом ли, авиастопом ли, на велосипеде ли, на байдарке ли – это всегда расширение горизонтов знания. Это и новые земли, и новые люди, и новые впечатления, а самое главное – новые познания. С этой позиции автостоп – да и всякое любое путешествие – хорош в период с 18 до 30 лет. Базис в голове и душе закладывает капитальный! И, конечно же, бесценный жизненный опыт.


Подхожу к ликвидированному посёлку Кириллово. Тут ещё до недавнего времени была пограничная застава, кордон, контролировавший проезд на территорию заповедника (полуостров Крильон – заповедник). В 2005 или 2006 году её расформировали, и сюда свободным потоком хлынули джипы и прочие квадроциклы, и теперь тут проходной двор.


Меня встречает ржавый вездеход, или, лучше сказать, его каркас. Памятник былой мощи Советской Армии. Вдали одиноко высится смотровая вышка.

 


Охранять уже нечего, Сахалин теперь зона свободных махинаций мировых заправил, лихоимцев и барыг. Что ж поделаешь, это постмодерн (5), эпоха, когда миром правят нефтедолларовые торгаши, телеклоуны и приспособленцы. Никакой государственной идеологии; вместо любви к Родине – дешёвый псевдопатриотизм и желание свалить заграницу, ибо там комфортней. Сколько я насмотрелся  расформированных и разграбленных войсковых частей по Руси! Спокойно пройти не возможно.


Перехожу вброд реку Урюм. Вообще, реки восточного побережья Крильона полноводные. Об этом ниже.


Набредаю на стан. Лает собака. Выходит высокий, обросший бородой мужик лет пятидесяти. Попросил у него хлеба. Он дал сухари – тоже неплохо, даже лучше: не заплесневеют. Моего нового знакомого зовут Вадим. Он из Красноярска. Приехал сюда на своём авто на путину, но рыбы в этом году было очень мало, и теперь он печально прикидывает, сколько ему потребуется денег на то, чтобы вернуться домой. Скучает, говорит, по своей маленькой внучке. Оказывается, Вадим – дальнобойщик, всю страну объездил! Ты смотри-ка, даже здесь, на берегу далёкого русского острова, вдали от федеральных трасс, обнаружил себя вечный союз-симбиоз-дружба автостопщиков и дальнобойщиков. На прощанье Вадим с собакой проводили меня немного.


Прохожу интересный берег. Высоченный, он состоит из окаменелого песка (как мне показалось, хотя я и не геолог). В одном месте этот склон “выплавил” из себя голову какого-то мутанта. Чудеса, да и только! 

 



Здесь устраиваю обед: на газовой горелке разогреваю законсервированную перловую кашу.


Выхожу на реку Максимовку. Здесь большой стан. Вышел мужичонка, лет так за пятьдесят, в кожаном пиджаке, наодеколоненный (есть такие люди, элегантность которых поддерживается в любых условиях). Представился Сашей. Он до весны сторожит стан. Так работает уже несколько лет. Говорит, здесь ему нравится, и когда находится дома, в Чехове, его тянет сюда. Тут зимой особенно хорошо, добавляет он.


Неподалёку от него ещё один стан. Его парнишка молодой охраняет. Ходят друг к другу в гости.


– А недавно иду вечером от него к себе. Темно, свечу фонариком. Вижу – медведь за мной идёт, я и кричал, и отгонял его, а он всё шёл за мной до самого дома, пока в заросли не свернул.


Саша напоил меня чаем и накормил огромными, вкусными оладьями, приготовленными им на основе кофейного порошка. Дал в дорогу сухарей, оладьев и мазь против комаров. Вообще, я в очередной раз сделал вывод, что пропасть в нашем пропащем мире тебе не дадут: накормят, напоят и в дорогу всего надают (6).


Пока чаёвничали, Саша рассказал, что в этом году путины не было. Лично он заработал на рыбозаводе в Аниве всего … 650 рублей (!) за весь сезон. Про себя делаю предположение, что одна из главных причин скудного захода рыбы заключается в перекрытии РУЗами сахалинских рек в предыдущие годы.


Провожал меня Саша вместе с молодой игривой кошкой Симой.

– Она, как собака, со мной по побережью ходит.

  


Рядом протекает река Ульяновка. Вот с этого места и началась моя непрестанная борьба со стихией и метафизические приключения на этом своенравном полуострове.


Река сама по себе не маленькая, а тут ещё прилив морской начался. Волны прям в реку заходят. Сунулся было вброд, и сразу же понял, что глубина не детская. Чуть выше по течению – мост японский; думал, по нему перейду, но он оказался разрушенным. Выход из ситуации нашёл следующий: при помощи шеста нащупал косу по морю, где можно было перейти по пояс в воде, и, взвалив бэг (7) на плечи, перешёл на ту сторону.


Солнце, склоняясь к западу, закатилось за высокий берег. Прилив прижимает. Иду по камням – началась полоса небольших валунов. Попадается разбитый телевизор.

 


Оригинально: в глухих местах такой отголосок цивилизации. Да ещё с разбитым экраном. Видимо, сидели рыбаки (или медведи?) смотрели-смотрели и, не стерпев мрази, что на экране творится, разбили его камнями и ушли восвояси. Воображение в таких местах хорошо работает. О! а вот и холодильник. На западном побережье Тонино-Анивского полуострова месяц назад я их довольно повстречал; теперь смотри-ка, и здесь попадаются!

До каждого нового мыса иду с замиранием сердца: что-то там за ним откроется?..

 


Вновь брод – река Кура. Перехожу эту реку по горло в воде с бэгом на голове – настолько она глубока. Впрочем, это прилив, в отлив-то наверняка можно и по пояс её пройти.


Вышел на косе. В метрах трёхстах – рыбацкий стан. Парнишка, встретивший меня, сказал, что чуть дальше – дядя Саша и Олег Картавых. Картавых?! Ба, знакомая фамилия!


И вот пройдя два километра – как раз уже начало смеркаться – вижу: стан не стан, а какие-то беседки, домики и т.п. В устье речки (р.Колхозная), в искусственной запруде лежат разделанные туши нерп, что мне сразу не понравилось. Неподалёку джип. Навстречу вышли двое.

– На юг идёшь? Заходи ночевать. Там дальше дойдёшь максимум до Медведевки, и всё. Так что лучше ночуй у нас, – говорит мне сходу молодцеватого вида бойкий мужик.


Ага, вот он сын знаменитого отца. Однако наличие туш нерп не позволяет мне полностью довериться эти гостеприимным людям:

– Я тут нерп разделанных видел, вы случаем не браконьеры?


Мужик слегка изменился в лице, но, глядя мне в глаза, нашёл подходящий и хлёсткий ответ:

– Нет, мы всего лишь путников ловим, разделываем и закапываем. – И, видя мою невозмутимость, добавил с деланным пристрастием, – какие мы тебе браконьеры?! Заказник тут, всё законно. Я сам бы этих браконьеров отстреливал. Заходи, заночуешь у нас. Сейчас ужинать будем.


Олег Картавых – зверобой, как он отрекомендовался; сын Фёдора Леонтьевича Картавых – знаменитого охотоведа, старшего егеря Крильона, который в своё время курировал полуостров. Его могила находится на реке Найчи. Там же, рядом с ним похоронена его жена. О Фёдоре Леонтьевиче я прочитал в рассказе одного сахалинского писателя незадолго до похода.

– После бати никого вместо него не стало. А когда в 2006-м заставу в Кириллово сняли, то вообще наступила на Крильоне анархия, – констатировал печальный факт Олег.


Эта погранзастава, похоже, не столько охраняла погранзону от шпионов, диверсантов и иностранного вторжения, сколько от наших местных варваров.

– Вот сидит пограничник, видит, ты идёшь: захотел – пустил тебя, не захотел – на фиг послал.


За ужином Олег рассказал много интересного про своего отца. Фёдор Леонтьевич, оказывается, прославился ещё и тем, что ликвидировал на полуострове огромного медведя-каннибала, который пожирал себе подобных. Со слов Олега, который всё это слышал от родителя, сей чудовищный медведь облюбовал себе место там, где река делает поворот: залегал над трёхметровым обрывом и просто лежал, ожидая жертву. Заслышит шаги по воде и прыгает перед остолбеневшим медведем. Заваливает его, прячет тушу и дальше залегает. Заслышит вновь топот по воде, прыг – и нет забредшего сородича.

– И вот лежит как-то этот медведь-каннибал в своей засаде, – рассказывает Олег, – слышит: шаги. Прыг с обрыва, а перед ним не мишка, а…Фёдор Леонтьевич.

Олег с чувством естественной гордости за отца продолжает:


– Туша этого гиганта в выпотрошенном виде весила 520 кг! На ВДНХ его череп первое место занял. А когда хотели на Европу (европейский конкурс) посылать, вышла загвоздка: наша разведка разнюхала, что череп трофейного медведя Чаушеску (8) был меньше. Решено было не унижать Чаушеску, – трофей какого-то там Фёдора Леонтьевича, видите ли, больше, чем трофей Чаушеску! – и таким образом не портить отношения с Румынией, и батин медведь на Европу не выставлялся. Это всё политика, чтоб ей пусто было!


Рядом со мной за столом сидел напарник Олега Саня. Угощали супом и пеленгасом.

– Ешь всё, мы уже наелись за это время.

– Когда медведя-каннибала завалили, у него нашли закопанными пять-шесть убитых им медведей, – бойко поведал в продолжение темы Олег.

– Я вот не люблю, когда хвастаются, – развивал он мысль, – что, мол, убили медведя с трёхсот метров и т.д. Попробовали бы вот вплотную, как Фёдор Леонтьевич, дело с медведями иметь.


Я же думал ещё дальше: о том, что наши предки ходили на медведя с рогатиной и нередко выигрывали в честном поединке. Сейчас же охотничья доблесть понижают свою планку по мере усовершенствования стрелкового оружия. Всё относительно.

– И не боишься ты вот так ходить в одиночку среди медведей? – с малой долей иронии смотрит на меня зверобой.

– Да как-то страху нет, дело привычное, – отвечаю невозмутимо.

– Тебя медведь хоть раз атаковал. Нет? А вот меня атаковал… Ты бы по-другому говорил.

– Вроде бы медведь существо спокойное. Я даже слышал, что он человека боится. Просто нужно не провоцировать его…


Орудуя ложкой, Олег ухмыльнулся, кинув на меня взгляд:

– А кто его знает, что у него на уме. Вот мы сидим тут с тобой, кушаем, а ты вдруг возьмёшь нож и нас всех порубишь. Кто тебя знает?! Так и медведь.        

Сидя в беседке на фоне сумеречного залива и далёких высоких берегов, разговорились с Олегом и за жизнь.

– Жену надо выбирать себе так, чтоб она была младше лет на восемь: то есть, например, тебе лет сорок, а ей…где-то тридцать два. Ну, чтоб она уже отхватила сполна в этой жизни, пообожглась бы от мужиков и не дёргалась больше.


Решительно не соглашаюсь с этими его воззрениями.

– Впрочем, давать советы о жизни – дело неблагодарное, каждому своё, – бодро подытожил Олег.

Придя к этому общему выводу, в сгущающейся темноте разошлись спать.

Судя по словам Олега Картавых, от шлагбаума посёлка Кириллово до его стана – 27 километров. Таким образом, за день я сделал порядка 30 км.   

 

День третий: хлебосольные рыбацкие станы, сахалинские джунгли и мыс Анастасии

Проснулись в семь утра от напористого и громогласного:

– Саня! Вставай!


Это Олег будил своего напарника (я ночевал в домике Сани).

– Вставай-вставай! Собирать вещи надо.


Сегодня они сворачиваются и покидают стан. До полудня, когда начинается прилив, надо успеть собрать скарб и разобрать домики и проскочить по отливу на север. Прилив в двенадцать начинается. Что такое приливы, особенно, в устьях рек, мы уже знаем.

Небо хмурилось. Впрочем, прогноз так и обещал: дождь во вторник в первой половине дня.

– Девиз Фёдора Леонтьевича Картавых был: “Не можешь выполнить – не обещай, замахнулся – бей”.


Таким напутственным словом Олег с Саней проводили меня в дорогу. На прощанье Олег дал мне номер своего мобильного.


Я вышел в 8.30 утра. Накрапывал дождик. Через некоторое время стало капать настойчивее, и начался капитальный дождь, в одночасье вымочивший меня до нитки.


Вскоре показались строения – это я, пройдя около 8 км, вышел к берегам реки Найчи (именно там находится могила Ф.Л.Картавых и его жены). На северном берегу реки – стан. Как мне говорили днём раньше, тут живёт некто Петрович.


Стан огромный. Стучу в дверь. Вышел круглолицый малый по имени Сергей. Сам Петрович оказался в вагончике. Через некоторое время мы втроём уже завтракали. Петрович – бородатый прожжённый, крепкий внутренне пожилой мужик, живущий в этих краях с 1989 года. На восточном побережье Крильона его знают все. В свою очередь он лично был знаком с Ф.Л.Картавых.


Угощая меня копчёной уткой с рисом, Петрович поведал о том, как три года тому назад на этом стане ночевали две англичанки, которые на каноэ плыли в Японию. Я их сразу узнал: вернее, одну из них – это была Сара Оутен. Она шла в кругосветку и через Сахалин перебиралась в Японию: как раз от Крильона до Вакканая через пролив Лаперуза. Я тогда работал в органах власти и занимался этим вопросом.

– Вечером, смотрю, причаливает байдарка. Из неё вылезли две девчонки и на берегу палатку разбивают, – предаётся воспоминаниям Петрович, – Я им говорю: тут медведи бродят, я в туалет-то без ружья не хожу… В общем, зазвал их ночевать внутрь.    


По словам Петровича, в этом месте был японский посёлок со школой. Ничего удивительного, при японцах весь Южный Сахалин был застроен и заселён. В предгорьях горы Спамберг нам много встречалось полей немалых размеров – японцы осваивали. Они, японцы, народ хозяйственный.


После завтрака я перешёл Найчи, текущую чуть ли не под самыми окнами столовой, в болотниках Петровича, и, оставив их под корягой на том берегу, как было оговорено с Петровичем, пошёл дальше, с интересом поглядывая на лошадь, пасущуюся вдали. Лошадей на Сахалине разводят довольно-таки активно. Лошадь, существо благородное и неприхотливое и вызывает восхищение.


После почти 8-километрового пути под дождевыми струями замечаю в сопках православный крест, венчающий спрятанную в мокрых деревьях часовню. Я вышел к реке Могучи, на берегах которой расположился очередной стан.

 



Вокруг пасутся корова и бараны. Бегает пёс. Замечаю женщину, входящую в дом. Спешу за ней, стучусь в дверь. Дверь открывается, и на меня смотрят женщина лет около пятидесяти, зашедшая внутрь только что, и мужчина восточной национальности с банданой на голове. Фраза, с которой меня встретили, говорила о многом:

– Родной ты мой человек!


Это Ольга – хозяйка дома – выразила сочувствие моему промокшему состоянию. Алик сразу же предложил переодеться. После осмотра часовни на сопке, я съел три чашки горячего борща, слушая историю этих добрейших людей. Ольга – с Алтайского края. Здесь уже четвёртый год работает поварихой. Дома – муж и пять детей. Года два назад ездила проведать семью и с тех пор больше выехать не смогла – денег всё не хватало. Тем более что в этом году рыбы почти не было. Алика тоже жизнь покидала, и он тут третий год безвылазно(!).


Здесь же, на самом деле, не только стан, но ещё и база отдыха. Каждые выходные в тёплое время года тут проводятся тусовки для состоятельных людей: дискотеки, пьянки и т.п.


Ольга показывает мне на своём цифровом фотоаппарате фотографии их здешнего быта: рыбалка, домашний скот, рабочие будни. Мне вспомнилось, как в июне этого года, когда я пробирался по дороге от мыса Погиби до Горячих Ключей, пересекая Северный Сахалин, в избе трубообходчиков, что в глухой тайге, мне точно так же хлебосольная хозяйка дома за трапезой показывала на ноут-буке фотографии. До чего же похожая ситуация! Видать, сложился целый тип таких женщин в классификационной таблице русских женщин.


Обращаю внимание на наличие комаров в это довольно-таки холодное для них время года. Алик говорит, приводя точные данные своих наблюдений, что они на побережье появились 6 сентября, а Ольга добавляет, объясняя причину этого, что лето было засушливое, жаркое, до 30 градусов в тени, вот комары, якобы, и ждали благоприятной поры.


Наевшись борща, напившись горячего кофе и согревшись, я, несмотря на настойчивые предложения Алика остаться ночевать (хотя ещё день на дворе), выдвигаюсь дальше. Обнявшись на прощанье с моими благодетелями, проводившими меня до реки, перехожу вброд не заполненную пока ещё морским приливом Могучи.


С надеждой смотрю на хмурое небо, с которого стремительно падает вода: как никогда хочется солнца промокшему путнику.


   Но всё же, наше солнышко

Появится спасительно.

Очнуться люди хмурые,

   Леса взойдут сожженные.

И мириады здездочек

Над головами нашими

Развеют все сомннения

   И прочь прогонят страхи все.

 

Предстоит самый трудный этап пути – переход поверху скал Хирано и мыса Конабеевки. Я был готов морально к тому, что будет очень трудно, но что это будет практически убийственно, я даже не подозревал. Существует, конечно, проход по этим скалистым местам снизу, но из прочитанных воспоминаний путешественников и услышанных советов бывалых людей выходило, что по кромке моря можно пройти только налегке. Мой товарищ и напарник по походу на гору Спамберга Максим говорил, что мыс Конабеевка получил своё название потому, что тут разбивались лошади.


Имея за плечами порядка 12 кг скарба, принимаю решение идти поверху.


Дохожу до указанного Аликом остова небольшого проржавевшего судна. Там – распадок, в котором прячется старая японская дорога, ведущая по верху в обход Конабеевки. Однако решаю сначала дойти до ближнего скалистого мыска и посмотреть своими глазами, что за ним. Пройдя по огромным камням первые десятки метров, взбираюсь на мысок и вижу повсюду нагромождения валунов и лезвиеподобных скал. Понимаю, что с тяжёлым сумарём соваться дальше не стоит. Он меня и так своим весом постоянно вниз тянет, не свалиться бы…


Переобуваюсь: тапки, которые хороши лишь в условиях морского берега, прячу в рюкзаке и надеваю кеды и ухожу в распадок.


Поначалу тропку, вроде бы, видать, но вскоре она теряется в зарослях. Махнув рукой – будь что будет! – иду напролом в гору. Враждебно щетинится бамбук, до боли знакомый ещё с горы Спамберга. Неделю назад он не пустил нас на её вершину, теперь же препятствует обходить Крильон!


Окончательно промокаю до нитки. Кругом берёзы и прочие лиственные деревья и немного хвойных. Цепляясь за деревья, воюю с бамбуком. Терять нечего – только вперёд! Подавляю животный страх перед неизвестностью в этих одиноких местах, поливаемых дождями и обложенных медведями. Родной Сахалин не может погубить, а Господь не выдаст. Назад ходу нет. Правда, Алик с Олей пока ещё неподалёку, и можно вернуться в любой момент, но возвращаться к ним будет капитуляцией. Тяжело, но надо идти. Помнится, Максим говорил, что по сравнению с Тонино-Анивским полуостровом Крильон – детские игрушки. Шутишь, дружище, поход до мыса Анива был весёлым променадом, а тут вон какое дело – борьба за каждый метр.


Прорываюсь на сам хребет. Видно только море. На хребте бамбук ростом пониже – идти легче.

  


Иду по хребту дальше на юг. Не иду – плыву, в прямом и переносном смыслах. В прямом – потому что всё мокро от дождя; в переносном – потому что приходится работать руками, как при плавании. Про хвалённую старую японскую дорогу и не вспоминаю – он явно заросла с потрохами. Просто иду по интуиции. Периодически под ногами попадаются какие-то канавы, прорезающие хребет. Местами они глубокие, и чтобы их преодолеть, приходится в них спускаться. Всё это – и бамбук, и канавы, и дождь – не могут не вызвать уныния и ропота. Хотя на что роптать? На природу? Или на самого себя, которому не сидится на месте? Вот купил бы билет куда-нибудь в Таиланд и поехал бы развлекаться на жарких буржуйских пляжах – и прекрасно вписывался бы в рамки Системы, и Система была бы довольна тобой. Но нет же, надо залезть туда, где можно запросто сгинуть; в условия, где человек начинает быть человеком, где он живёт не по навязанным шаблонам, а действует исходя из сложившихся стихийных обстоятельств! Тогда чего же роптать?! Только вперёд и с песней! Ты посмотри, какие красоты: внизу – скалы, к западу – горные кряжи. Чего унывать?! Надо радоваться тому, что берешь от жизни всё в самом настоящем смысле этого выражения. Вон, как раз внизу показался мыс Конабеевка. Красотища неземная!

 


Вижу, хребет плавно начинает спускаться к побережью. В порыве радости решаю сойти с хребта и начать спуск пораньше, и это было моей большой ошибкой. “Сваливаюсь” влево и пробираюсь сквозь бамбук. А на склонах, как мы уже знаем, он гораздо яростней, чем на хребте. Пробираюсь до русла ручья и свободно иду по нему вниз в надежде, что он выведет меня на берег моря. Однако, склон резко обрывается вниз, и, видя далеко внизу шумящее море, я понимаю, что нахожусь всего лишь над высокой скалой. Поспешил, ох, поспешил со спуском!


С досадой поднимаюсь по руслу и забираю влево на склон отрога, прям в бамбук. Дело в том, что спускаться по склону, заросшему бамбуком или кедровым стланником проще, поскольку идёшь по направлению его расстилания, то есть, “по шерсти”, по словам А. Клитина; а вот подниматься приходится “против шерсти”. Я, собственно, и решил обходить полуостров Крильон со стороны Тараная именно потому, что, как упомянул Максим, бамбук на хребте над Конабеевкой стелется в направлении юга, что упрощает ход, ибо – “по шерсти”.


С трудом переваливаю склон и начинаю спуск по отрогу. К бамбуку примешиваются лианы. Они переплетаются и цепляются за рюкзак или же просто появляются поперёк пути, и их невозможно ни перешагнуть, ни разорвать. Продвигаться неимоверно тяжело, аж до тошноты – это от переутомления. Повторяется ситуация девятилетней давности, когда горные джунгли Лаоса не выпускали меня обратно. К лаосским лианам и прочей буйной растительности добавлялись какие-то жуки, которые кусали руки, оставляя не знакомую прежде, крутящую боль. Тогда у меня не было с собой ни еды, ни питья, а внизу текла полноводная река, в менее чем километр от меня, и дразнила своей свежестью. И точно также я пробирался тогда сквозь джунгли и выходил к скалистым обрывам. Но тогда я был налегке и кое-как спускался вниз по скальной стене и деревьям.


Сахалинские же джунгли не уступают джунглям Индокитая. На склонах горы Спамберга, пробираясь сквозь бамбук, я выразил пожелание заиметь мачете, но Максим сказал, что в данном случае мачете не поможет. Сейчас же я вновь горел желанием держать мачете в руке и прорубать себе путь к морю. Рубить всё кругом, с размаху! Так выматывала эта буйная растительность. На побережье будет спасение от этой убийственной красоты! Там камни и песок, там ручьи и волны. Там можно разлечься и расслабиться, здесь же приходится быть в постоянном напряжении, и в физическом и моральном. Чтобы продвигаться хоть как-то, делаю отчаянный сальто-прыжок вперёд и перекидываю себя вместе с рюкзаком. И так – раза три.


Вновь русло ручья и вновь он падает вниз со скалы.

Опять подъём сквозь щетину сахалинских джунглей, опять переваливаю отрог. И вот, наконец, третий ручей, русло которого выводит к морю!


Выйдя на побережье, оглядываюсь на арку мыса Конабеевка, оставшегося позади, на севере, и перевожу взгляд наверх. Действительно, убийственная красота: можно там остаться навечно в этих зарослях, сойти с ума и отдаться во власть природы. Но лучше выйти оттуда победителем и уже ничего никогда не бояться: не стихии, ни медведей, ни лихих людей.


Без потерь не обошлось: разорван карман на штанах и исцарапаны руки. Тогда, в Лаосе, мои штаны превратились в шорты, а ноги и спина – в исполосованную плоть. Всё-таки родные места снисходительней.

На часах – шесть вечера.


…Иду до мыса Анастасии. Там был некогда посёлок Атласово. Петрович говорил, что оттуда до них – до стана на Найчи – какой-то мужик по зарослям над Конабеевкой дошёл за два часа (!), чтобы позвать на помощь: у них что-то там заглохло. Я же только на обход одной Конабеевки потратил более трёх часов.


Прохожу водопад, маяк на сопке, дохожу до мыса Анастасии. Он представляет собой резкий выступ в море и венчается двумя скалами: одна огромная в виде, как мне показалось, цилиндра, вторая тоньше в разы.

 


На юге, через бухту Морж, виден мыс Крильон с постройками на нём. Чуть повыше – шары ПВО (9). На самом мысу Анастасии располагается стан, правда, рыбаки уже снялись, и никого на стане нет. Кругом постройки. От японцев времён Карафуто осталась инфраструктура: пирс, чаны для засолки рыбы и т.п.


Смеркается. Перехожу ярящуюся полноводьем – прилив начинается – реку Анастасию. Замачиваю одежду и рюкзак. Разжигаю костёр (морские дрова, даже сырые от дождя, горят хорошо!), наспех сушу вещи, готовлю ужин и произвожу отбой. В сырой палатке прокручиваю в памяти насыщенный мистическими приключениями и убийственной красотой день.



Созерцаю далёкие огни мыса Крильон и мигание его маяка: он прорезает стремительным всполохом только южную часть ночного неба. Красиво и монументально. Главное, условная близость людей греет душу. К тому же в бухте Морж, примерно на половине расстояния от меня до мыса Крильон, бросило на ночлег якоря судёнышко. До мыса – километров 12 –15. Завтра к обеду надо дойти.  

 

   День четвёртый: мыс Крильон, Япония и западное побережье 

Утром проснулся рано: в шесть-полседьмого. Однако сушка промокший накануне одежды заняла много времени, и я выдвинулся лишь в пол-одиннадцатого.


В процессе сушки одежды с сожалением обнаружил, что маленькая японская книга рассказов Акутагава Рюноскэ опять промокла и окончательно развалилась от того, что в пути я не хранил её в целлофановом пакете. Новой починке неоднократно клееная книга уже не подлежала, и я принял решение – сжечь. Достойный уход походной книги – быть почётно преданной огню на краю света. Книга этого великого японского писателя, сопровождавшая меня во время моих путешествий по стране и по Сахалину, триумфально исчезла в пламене костра на мысе Анастасии.

 Повести Акутагавы по листкам

       Рассыпаются под натиском дождей.

    И лишь сумарь с гитарой всё таскал,

И меняется картинка каждый день.


Иду по берегу бухты Морж. Море без волн, что довольно необычно. На берегу валяются бутылки из-под водки и встречаются всё те же предметы быта: холодильник и два телевизора. Вдалеке бороздят простор залива корабли. Над акваторией стоит какой-то рокот. Даже подумалось, что это смердящий на дне моря РИТЭГ гудит сквозь толщу воды. Ведь именно тут, в бухте Морж, в 1987 году, по свидетельствам очевидцев, вертолёт сбросил один из этих печально известных, излучающих смерть генераторов.


Какое-то время меня сопровождает любопытный тюлень, плывущий параллельно моему ходу в метрах десяти от берега. Иду по огромным свежим следам косолапого. Следы сворачивают вправо в сопки. И тут же опять появляются – видать, медведь был не один. Вновь вспомнилось Егоркино (10):


Плюшевый мишутка

Шел по лесу, шишки собирал,

Сразу терял все, что находил

Превращался в дулю

Чтобы кто-то там вспомнил

Чтобы кто-то там глянул

Чтобы кто-то там понял


Огибаю три скалистых мыса. Набредаю бывший вездеход: от него остались лишь ходовая часть и поршни. Уже чувствуется близость военных. Прохожу последний скалистый мыс – мыс Кострома, и выхожу на финишную прямую – до мыса Крильон.

С побережья на возвышенность, где располагаются строения, ведёт развороченная “Уралом” грунтовая дорога.


Около четырёх часов пополудни я уже был на южной точке Сахалина. Вдали синела дорогая сердцу Япония. До Вакканая – порядка сорока километров. Даже какая-то башня там у них виднеется. На юго-западе высится гора Рисири на японском острове с тем же названием. На мысу расположены погранзастава, возле которой стоит вертолёт, пару раз пролетевший туда и обратно, пока я шёл берегом бухты Морж; древний, но ещё действующий маяк, метеостанция и куча разрушенных построек.


Вертолёт вновь стал взлетать. К моему удивлению, никто из военных не спросил моих документов и даже не заинтересовался моей персоной. Хотя погранзона...


На самом краю мыса, над обрывом – могила советских воинов, освобождавших Южный Сахалин в августе 1945 года. Сюда каждый год, на 9 мая джипперы приезжают венки возлагать.

Отдохнув на мысу, иду по обратной дороге в сторону маяка. Спрашиваю у женщины, где находится метеостанция: там у меня дело есть. Метеостанция находится рядом, на территории маяка, до которого нужно немного подняться.


Во дворе бегают куры и раздирается пёс. У входа стоит, слегка улыбаясь, миловидная девушка Оля, до которой я шёл больше года, и смотрит на меня с любопытством.

– Здравствуйте! Оля? Вам привет от Егора из Томска.


У Егора я вписывался на ночлег в июне прошлого года во время автостопа по России. Егор – отмороженный автостопщик, путешественник и велоавантюрист. Прибыв пару лет назад в Холмск на пароме и оказавшись впервые на Сахалине, он сразу же отправился на Крильон (после этого он добрался аж до Охи). Здесь он и познакомился с Олей, которая приехала из своего родного Барнаула сюда, на край света. В прошлом году, у себя в Томске, он мне рассказал про неё и просил при случае передать ей привет.

Егора она вспомнила, а мне предложила попить чаю, правда, только через час, когда закончится её смена. Но времени у меня не было, и я вынужден был раскланяться. Правильно я сделал или нет, что отказался, не знаю; или, может быть, стоило пожертвовать временем и узнать, что же заставило эту девушку уйти из цивилизации и жить на краю земли?..

 

Значит, кто-то там знает

Значит, кто-то там верит.

   Значит, кто-то там помнит.

  Значит, кто-то там любит.

Значит кто-то там...


 …Иду на север, в сторону дома. Поглощаю перезревший вкусный шиповник. Гора Рисири преобразилась в лучах западающего солнца. На северо-западе засинел остров Монерон. Сопки западного, татарского побережья Крильона лишены тайги – сказывается влияние буйных ветров. Всё это делает местный рельеф похожим на Забайкалье с тем только отличием, что на здешних сопках растёт непролазный бамбук, а в степях Забайкалья мягкие благоухающие травы. Ещё одна особенность западнокрильонского побережья – это отсутствие дров. Нормального костра не разжечь. На берегу полно морской капусты, в которую можно проваливаться по щиколотку.

  


На прибрежных сопках забелело что-то похожее на памятник. Издалека, да ещё на фоне голого рельефа, это напоминает нечто бурятское в забайкальских степях. Чуть поодаль у самого леса высится бетонная труба. Забираюсь по военной дороге в сопки и подхожу к памятнику, выполненному в характерном японском стиле. Могила какого-нибудь знатного самурая, никак? У основания – красная табличка, по бокам которой стоят две огромные гильзы с красными звёздами. На табличке надпись о том, что здесь в 1990 году погиб военнослужащий, который был родом из Армении. Неужели этот весь комплекс посвящён погибшему?.. (11)

Через некоторое время впереди показались массивы мысов Замирайлова Голова и Кузнецова.

  


На закате я дошёл до останков севшего на мель во время невероятного шторма в 1945 году судна “Либерти”. Корабль развалился на три неравных части. На закате всё это символизирует преходящесть человеческой цивилизации и вечность Солнца, этого центра Божественного мироздания. Краски вечернего небосвода являли собой беззвучную симфонию, торжественную и неземную.

  


В 19.45 ч. приметил место у реки, на траве, где можно было разбить лагерь. По костровищу и остаткам дров было видно, что тут кто-то уже был. В сумерках, когда я ставил палатку, послышался отдалённый шум автомобиля, и вскоре возле лагеря, на берегу остановилась рыбацкая “Нива”, из которой вышли двое и стали заводить невод в море. Я подошел к ним. Познакомились: Дима и Андрей из посёлка Правда. В километрах пяти от меня стоял их лагерь, где остались их товарищи.


Утром Дима с отцом приехали за мной и предложили подбросить до Невельска. Тем более что идти берегом в обход мыса Кузнецова трудно, а по объездной таёжной дороге грязно и опасно по причине медведей. Отказывать было нецелесообразно, и на трёх машинах мы двинулись на север. Я ехал с Иваном и его охотничьим псом Персиком (уменьшительное от Перс), скулившим всякий раз, когда видел в окно вспархивающую утку. Спасибо вам, друзья, что не оставили путника!

 


…Проехали гору Коврижка. Мне и раньше приходилось слышать, что сия гора использовалась айнами как неприступная военная крепость. На острове некогда велась война между нивхами и айнами, так что эту гипотезу отбрасывать нельзя. Дима на эту гору однажды лазил. О том, что на гору есть ход, свидетельствует верёвка, свисающая вдоль склона. С сожалением я глядел на Коврижку, оставляемую нами. Видать, в другой раз суждено мне побывать наверху.

  


Добрались до Шебунино, и начался асфальт.

После разбомбленных Шебунино и Горнозаводска Невельск предстал крутым мегаполисом. У них даже “Рублёвка” своя есть: навороченные коттеджи вдоль федеральной трассы. “Система сама создаёт свои полюса отрицания” (Ги Дебор). Началась цивилизация, обрамлённая красочными осенними сопками.


И вот… вокзал – маршрутка – Южно-Сахалинск. Приехали.


          

1. Гора высотой более 1000 метров над уровнем моря.

2. Система – совокупность бытийственных, технических и бюрократических условий, стереотипов и человеческих факторов, нацеленная на порабощение, растление и уничтожение личности; иными словами, матрица.

3. РИТЭГ – радиоизотопный термоэлектрогенератор. Название говорит само за себя – батарея, основанная на использовании стронция-90; предназначена для питания маяков. РИТЭГи активно производились в советские годы. По истечении срока годности эти радиоактивные батареи требовали осторожной и тщательной утилизации, но в 80-90-е гг. их “утилизация” шла полным ходом в прибрежные воды Сахалина, Курильских островов и других регионов Дальнего Востока. Информация о местах затопления (а их порядка 40) тщательно скрывается, но настырные искатели правды их обнаруживают их с космоса и суют факты под нос тем, кто был причастен к этой т.н. “утилизации”. Последние в свою очередь, опасаясь ответственности и как следствие – лишения своих высоких должностей, ожесточённо отпираются. 

4. РУЗ – рыбоучётное заграждение. Ещё одно изощрённое изобретение современной российской цивилизации, направленное на ограбление народа и варварское истребление природы. РУЗом перекрывают реку и не дают лососю заходить на нерест, мотивируя это профилактикой заморов. Рыбу, попавшую в сеть, изымают и увозят на грузовиках в неизвестном направлении. Что-то тут мутно. 

5. Постмодерн – современная эпоха, характеризующаяся тем, что на первое место выходят смешение стилей, соединение несоединяемого, сфера услуг и всякого рода развращенцы; началась в конце 20 века.

6. Когда я этим летом автостопом приехал к другу в Приморье, мы зашли к его друзьям – крепкой крестьянской, такой кулацкой семье. Там мне в дорогу надавали столько стеклянных банок варений-солений, консервов, макарон, армейских сухпайков и т.п., что нужно было джип или, по крайней мере, тележку для моего дальнейшего передвижения со всем этим провиантом. Естественно, большую часть полученного пришлось оставить у друга дома.

7. Сумка (от англ. bag), автостопно-хипповское понятие.

8. Николае Чаушеску – диктатор Румынии (годы правления – 1974 – 1989 гг.)

9. ПВО – противоздушная оборона. Имеются в виду локаторы, спрятанные в огромных белых куполах.

10. Егор Летов (1964 – 2008), лидер культовой рок-группы “Гражданская Оборона”.

11. После описываемого похода, уже дома, я обнаружил  в “Вестнике сахалинского музея” № 18 за 2011 год статью про японский пост Сирануси, находившийся на мысу Майделя в XVIII – XIX веках. Сообщалось также, что октябре 1930 года мэрия года Хонто (ныне – г.Невельск) на месте поста установила сей памятник Кайдзима Кинэнто в честь японских исследователей Карафуто. Кроме того, по рассказам местных, неподалёку стояла советская войсковая часть, танки которой до сих пор спрятаны в сопках и готовы к ведению боевых действий. 



  • aa123 27 июня 2018 19:32
  • the nineteenth aaa grade replica watches century, when the importance of synchronizing maneuvres during war without luxury breitling replica potentially revealing the plan to the enemy through signalling was increasingly recognized. replica hermes handbags store It was clear that using pocket watches while in the heat of battle or while louis vuitton replica handbag mounted on a horse was impractical, so officers began to strap swiss replica watches the watches.
    Ответить

Информация

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.